Приблизившись к печи, пышущей нестерпимым для обычного человека жаром, он вытащил из огня раскрасневшуюся заготовку и положил на наковальню. Рукой в огнеупорной перчатке из кожи заморского ульхара намертво прижал ее к поверхности и начал наносить мощные, точные удары, придавая податливому металлу нужную форму. В перерывах между звоном молота с улицы Мастеров долетал гул голосов и стук доверху груженых товаром телег. Привычный фон для его работы.

– Рыбка! Кому рыбки? Цирвала, карп, барабулька! – раздался на улице высокий голос торговки. – Соленая, вяленая, копченая. Полдень – самое время подкрепиться. Кто работник спорый, тому обед скорый! 

Отложив молот, он быстрым шагом прошел к двери, настежь распахнул ее.

– Рыбка! Кому рыбки? – старая, сгорбленная торговка, проходя мимо кузницы, обратила к нему морщинистое лицо, добрая улыбка тронула ее губы. – Купи рыбки, богатырь. Ежели кухарка толкова – уха выйдет такая, что ложку проглотишь!

Он торопливо нащупал в кармане золотую монету, сунул ей в ладонь, не глядя взял связку какой-то рыбы и закрыл дверь.

– Сдачу! Сдачу забыли, господин! – кричала торговка с улицы. Но кузнец широкой спиной навалился на закрытую дверь и ничего не ответил. Ни один мускул на суровом лице не дрогнул, но сердце его сжалось от воспоминаний. Глядя на остывающую заготовку на наковальне, он погрузился в мысли о прошлом.

– Кто работник спорый, тому обед скорый! – приговаривала мать, ставя на стол две глубоких тарелки, из которых шел густой пар от наваристой ухи. Продрогшие на морском ветру, они с отцом жадно набрасывались на горячее кушанье.

Уже в семь лет он начал выходить с отцом-рыбаком в море. Поначалу выполнял мелкие поручения и просьбы, но к десяти годам уже окреп и помогал вытягивать сети. Мать продавала улов на рынке в городке, что располагался в трех верстах от их прибрежного поселения. Заработок был невелик, но хотя жили они весьма скромно, их жизнь все же можно было назвать счастливой. Каждое воскресенье родители везли его отдыхать от тягот рыбацкой жизни. С каким же нетерпением он ждал этого дня каждую неделю. Городская ярмарка была самым лучшим местом на всем белом свете с ее акробатами и скоморохами, засахаренными орехами и карамельными яблоками, свистульками и деревянными мечами, расписными рубахами и амулетами из клыков чудовищ.

Но рыбацкая доля так же переменчива, как морская погода. Лодка отца стала совсем старой и все чаще требовала ремонта. Он взял денег в долг и приобрел новый ялик. Как назло, после этого улов стал совсем скверным. Упорный и настойчивый, отец стал целые сутки проводить в море, надеясь вернуть былую удачу. Плохая погода никогда его не останавливала, но теперь он стал выходить на промысел даже во время несильных штормов. И в один из дней уже не вернулся. Никто так и не узнал, что с ним случилось.

Долг за ялик перешел к ним с матерью. Та стала работать прачкой, мальчика же удалось пристроить подмастерьем к плотнику. Но их жалких заработков с трудом хватало даже на скудное пропитание. А главное, что исчезновение отца подкосило мать. Через три месяца после его пропажи она заболела чахоткой и угасла всего за неполные две недели. А безжалостный кредитор явился к нему уже на следующий день после ее смерти и потребовал освободить родительский домик в счет оплаты долга и набежавших процентов.

От заезжих моряков он узнал о Тагольских шахтах, что лежали в пяти днях пути от их поселения. Там всегда были нужны горняки. Работа была непростой, но каждому предоставлялась еда и крыша над головой. Его приняли, даже несмотря на юный возраст. Почти шесть лет он провел в штольнях, добывая железную руду. Как это часто бывает, случайная встреча в таверне изменила его жизнь. Заезжий торговец рассказал о великолепных клинках, полученных от кузнеца Гефеора, несравненного мастера по изготовлению оружия. И внезапно он понял, что хочет сменить опостылевшую кирку на молот кузнеца.

Откопав спрятанные под лежанкой на черный день серебряные монеты, он оставил поселок шахтеров и отправился к дракону. Поначалу Гефеор наотрез отказывался взять себе ученика. Но он не уходил, оставаясь ночевать в наспех устроенном шалаше неподалеку от пещеры дракона и питаясь лишь сухарями и солониной, что взял в дорогу. Он приносил к пещере дрова, воду из горного источника. В один из дней кузнец внезапно махнул лапой, подзывая юношу.

– Я научу тебя тому, что знаю, – низким голосом пророкотал дракон, – Если ты досчитаешь до десяти, держа в руке тигель, в который я налью расплавленную сталь. Согласен?

– Да, – неожиданно для самого себя еле слышно выдохнул он.

Подрагивающими пальцами обхватил пока еще холодный бок тигля. Гефеор занес над ним ковш, в котором светился раскаленный металл.

– Вот тебе первый урок, мальчик: не участвуй в глупых спорах! – дракон повернулся и вылил металл в заранее подготовленную форму.

А потом было еще очень и очень много уроков. Гефеор учил его делать металл податливым и придавать ему любую форму. Учил закалять сталь и создавать разные по свойствам сплавы. Учил секретам легендарных многослойных металлов. Поздним вечером, когда прочие дела были сделаны, они любили посидеть на берегу пруда Скорби с удочками. Дракон вспоминал времена Великих Войн, которые он помнил в мельчайших деталях. Так, словно все эти грандиозные сражения и удивительные подвиги произошли лишь на прошлой неделе. Постоянно слушая рассказы о воинах и занимаясь изготовлением боевых клинков, юноша сам стал изучать фехтование. Именитые рыцари, заказывавшие у Гефеора мечи и секиры, часто сами прибывали к кузнице за готовым оружием. Они были рады поделиться приемами боя и методами своих тренировок. 

Десять лет, посвященные любимым занятиям, пролетели быстро. Но оставаться в тени великого мастера он не хотел. Ничего не оставалось, как объявить Гефеору, что дальше он хочет продолжить свой путь самостоятельно. Поблагодарив дракона за неоценимую помощь, он отправился в столицу и, выкупив здание пустовавшей столярни на улице Мастеров, открыл свою кузницу. Но, в отличие от Гефеора, не отказывавшего никому из клиентов, он сосредоточился исключительно на работе с оружием.

Особый интерес он испытывал к легендам о чудодейственных клинках прошлого, которыми герои побеждали даже самых страшных и смертоносных чудовищ. Другие мастера по оружию, с которыми он обсуждал эту тему, считали прославленное оружие мифом, плодом воображения любивших приукрасить действительность летописцев. Тогда он обратился к магам. Большинство ревнителей Стихий отнеслись к нему с известной долей надменности, однако нашлись и те, кто оценили его энтузиазм и даже, в нарушение Постулата о Магии, раскрыли основы зачаровывания предметов. И тогда он приступил к своим экспериментам…

Он очнулся от воспоминаний внезапно. Заготовка на наковальне совсем остыла и потемнела. Приблизившись и подхватив ее длинными щипцами, он вновь сунул болванку в неистово ревущее пламя печи. Затем подошел к верстаку, раскрыл шкатулку из покрытого охранными рунами камня и посмотрел на поблескивающее внутри Око Бездны. Как обычно, он почувствовал, как незримые, не ведающие материальных преград ледяные когти обхватили его сердце цепкой хваткой. Не без труда он протянул руку и захлопнул крышку шкатулки.

«Ничего, я еще найду на тебя управу!» – мысленно сказал он злой силе, что пульсировала внутри артефакта. – «И когда Молот Опустошения будет готов – мощь темных богов Шааб обратится против них!»